Речевые расстройства и гештальт – подход. Заикание.

Введение

Тема этой работы «созрела» сразу, так же, как и мое решение много лет назад поступить в институт на дефектологический факультет. Я всегда хотела состояться в этой профессии - логопедия, дефектология.

Сложные случаи нарушений детского развития в моей практике, в частности – сложные нарушения речи, предполагают каждый день видеть разные переживания в глазах родителей (обиду, злость, раздражение, бессилие), надежду на исключительный случай, не поддающийся общим аксиомам, на скорейший положительный результат. Под словом «сложные» я имею ввиду сочетанные нарушения. И, конечно, всегда присутствует тревога, превращаемая в страх, которая часто не позволяет «трезво» взглянуть на ситуацию, сковывает и подчиняет как клиентов, так и их семьи.

Много я размышляла и думала, работала над методами и подходами, которые облегчат, ускорят, исправят, научат… и не так много размышляла про отношения, тревогу, поддержку…

Все же формат коррекционных занятий в дефектологии – это четкая жесткая структура, ответственность, в большей степени, на специалисте, родителях, родственниках… В меньшей степени на самом нуждающемся в помощи. И это все вроде бы прекрасно работает.

Чем большего опыта я достигала, тем сложнее стали запросы клиентов, тем большего мастерства требовалось…Понимала, что по – старому уже не могу, по - новому не умею. Стали возникать мысли уйти из профессии, как - будто бы предел… Но не случилось.

Пришла в психотерапию. Сейчас как гештальт – терапевт я понимаю, что рассматриваемая тревога, которая «приходит» на мой прием вместе с семьей, является заблокированным возбуждением, когда «нет поддержки во время опыта контакта, при неспособности справиться с трудностями текущего этапа или страха перейти к следующему шагу» (Робин, 2017).

То, что в медицинской литературе называется нормальной тревогой, в гештальт – терапии – это волнение – активное бодрствование, заинтересованность и включенность во взаимодействие с миром (Немиринский, 2015)

Наверное, если есть интерес, он приведет к активным действиям. Не будет поддержки – волнение перерастет в страх, и взаимодействие с миром приостановится. Приостановится и эффект от коррекционных и терапевтических встреч.

Знания гештальт – терапии использую сейчас как колоссальную опору, помогающую мне быть вместе не только с отдельным человеком, но и с пришедшей ко мне семьей, работать над запросом, стараться говорить правду и продвигаться в отношениях, наращивая доверие.Эти знания - ресурс, которыми я могу делиться и поддерживать своих клиентов.

Первое расширение взгляда и опыта, сочетание логопедии и психотерапии произошло на первой моей специализации по гештальт – терапии «Психотерапевтическая работа с симптомом. Интегративный подход» под руководством Илоны Фоминой и Сергея Серова в 2013 году.

Я стала задумываться, как, например, заикание, являясь нарушением коммуникации, выходит на границу контакта, в чем его социальная функция, и какие можно наблюдать особенности отношений между заикающимся человеком и человеком с речевой нормой?

Что я, по первому образованию логопед, и гештальт – терапевт, выбираю фокусом работы, когда приходит клиент с речевым расстройством? Как попробовать помочь клиенту избежать рецидивов (что очень характерно для заикания, про него будет описано в работе), помочь попробовать по – новому жить в отношениях с людьми, запустить жизненную активность. А это сложнее, чем просто научить клиента четко и красиво говорить.

Глава 1. О многообразии особенностей речи и речевых нарушений.

Хрестоматия по логопедии под ред. профессора Л.С. Волковой знакомит нас с разными классификациями и подходами к речи и речевым нарушениям.

Речь. Медико – биологический подход. Речь представляет собой одну из сложных высших психических функций человека. Человек может познавать и отражать окружающий материальный мир не только через I сигнальную систему, но и через особые сигналы – сигналы второго, высшего порядка – слова, речь. Согласно учению И.П.Павлова о сигнальных системах, II сигнальная система развивается на базе первой, т.е. для развития и формирования речи необходимо, чтобы у ребенка были нормальными двигательный, зрительный и слуховой анализаторы и соответствующие ощущения. Чем богаче зрительные и слуховые впечатления ребенка, тем ярче и образнее будет его речь. По словам К.Д.Ушинского дитя мыслит формами, звуками, красками. Если нарушается I сигнальная система, то это может привести к нарушению II сигнальной системы. Ярким примером такого нарушения взаимодействия сигнальных систем является глухонемота. Ребенок немой потому, что он не слышит. У него нет слуховых сигналов, поэтому у него не развивается II сигнальная система – речь.

Еще в начале XX века была распространена точка зрения, по которой функцию речи связывали с существованием в мозгу особых “изолированных речевых центров”. И.П.Павлов дал новое направление этому взгляду, доказав, что локализация речевых функций коры головного мозга не только очень сложна, но и изменчива, почему и назвал ее “динамической локализацией”. Речь, как и другие проявления ВНД, развивается на основе рефлексов. Речевые рефлексы связаны с деятельностью различных участков мозга. Лобная, височная, теменная и затылочная доли преимущественно левого полушария мозга (у левшей правого) имеют главенствующее значение в образовании речи. Лобные извилины(нижние) являются двигательной областью и участвуют в образовании собственной устной речи (ц.Брока). Височные извилины(верхние) являются речеслуховой областью, куда поступают звуковые раздражения (ц.Вернике). Благодаря этому осуществляется процесс восприятия чужой речи. Для понимания речи имеет значение теменная доля коры головного мозга. Затылочная доля является зрительной областью и обеспечивает усвоение письменной речи (восприятие буквенных изображений при чтении и письме).

Принято выделять (по отношению к говорящему и воспринимающему) активную и пассивную речь. С помощью активной речи мы выражаем наши мысли и тем самым делаем их достоянием других. Активная речь регулируется и управляется специальными речевыми механизмами, расположенными в лобной доле левого полушария коры головного мозга. Если этот участок мозга поврежден, то человек теряет способность говорить. Такое нарушение в логопедии называют моторной афазией.

Пассивная речь – это та речь, которую мы воспринимаем. Название “пассивная” следует понимать как условное. В действительности восприятие речи говорящего – тоже активный и сложный процесс. Эта речь регулируется и управляется речевыми механизмами, расположенными в височной доле левого полушария коры головного мозга. Если поражается этот участок мозга, то человек теряет способность понимать речь окружающих. Такое нарушение называется сенсорной афазией.

Активная речь, в свою очередь, подразделяется на устную и письменную, т.к. наши мысли могут быть выражены, только облекаясь в звуки и буквы. Устная речь у ребенка развивается на основе подражания речи окружающих. Благодаря наличию элементарного слуха ребенок сначала воспринимает речь говорящих, а потом у него постепенно развивается фонематический слух, с помощью которого он анализирует и различает звуки родного языка, а затем сам начинает произносить их.

Поскольку речевые нарушения долгое время оставались предметом изучения дисциплин медико – биологического цикла, большое распространение получила клиническая классификация речевых нарушений (М.Е. Хватцев, Ф.А. Рау, О.В. Правдина, С.С. Ляпидевский, Б.М. Гриншпун и др.)

В основе клинической классификации лежит изучение этиологии и патологических проявлений речевой деятельности. Выделяются различные формы речевой патологии, каждая из которых имеет свою симптоматику и динамику проявлений. Это нарушения голоса, нарушения темпа речи, заикание, дислалия, дизартрия, алалия, афазия, нарушения письма и чтения.

Психолого – педагогическая классификация открыла широкие возможности для внедрения в логопедическую практику научно – обоснованных фронтальных методов коррекции нарушенной речи и другие психические функции детей дошкольного и младшего школьного возраста. С точки зрения этой классификации наиболее значимым является вопрос о том, какие именно компоненты речевой системы затронуты, недоразвиты или нарушены.

В своей логопедической и терапевтической практике мне ближе классификация известного невролога Л.О. Бадаляна (1986, 2000 г.г), который предложил разделить речевые нарушения в зависимости от ведущего дефекта:

1. Речевые расстройства, связанные с органическим поражением ЦНС.

А) Афазии – распад всех компонентов речи в результате поражения корковых речевых зон;

Б) Алалии – системное недоразвитие речи в результате поражения корковых речевых зон в доречевом периоде

В) Дизартрии – нарушение звукопроизносительной стороны речи в результате нарушения иннервации речевой мускулатуры.

2. Речевые нарушения, связанные с функциональными изменениями ЦНС и особенностями межличностных взаимоотношений (в контексте рассмотрения понятия «контакт»)

А) Заикание – нарушения темпо – ритмической стороны речи вследствие различных причин.

Б) Мутизм – патологическое состояние, характеризующееся полным молчанием при сохранении функций речевого аппарата, слуха и способности понимать речь.

В) Сурдомутизм – это врожденное или приобретенное в доречевом периоде отсутствие слуха, которое препятствует развитию речи. Основные клинические проявления – глухота, немота, искажение голоса, вестибулярные и поведенческие нарушения, чрезмерно развитая мимика.

3. Речевые нарушения, связанные с дефектами строения артикуляционного аппарата.

А) Ринолалия – расстройства артикуляции и голосообразования, обусловленные дефектами строения и функционирования речевого аппарата. Ринолалия характеризуется грубыми искажениями звукопроизношения, назализацией согласных и гласных звуков, вторичным нарушением фонематических процессов и письменной речи, недоразвитием лексико-грамматической стороны речи.

Б) Механическая дислалия – это нарушенное звукопроизношение, связанное с анатомическими аномалиями периферических органов речи. Проявляется искаженным произношением звуков.

4. Задержки речевого развития различного происхождения (при недоношенности, тяжелых соматических заболеваниях…и так далее)

В этой работе речь идет в большей степени о заикании как о сочетанном речевом нарушении, которое корнями уходит в подавленное чувство агрессии, нетерпение, нарушенные границы и тревогу.

Немного экскурса в историю: болезни речи и их устранение.

Греки и римляне, у которых публичное слово играло важную общественную роль и обучение изящной речи входило в круг предметов высшего образования, уже имели понятия о многих расстройствах речи, что, между, прочим, выразилось в большом количестве терминов, употребляющихся для их обозначения. У Гиппократа мы встречаем упоминания обо всех известных нам формах расстройства речи: aphonia anaudia asapheia, которые переводим на русский язык как потеря голоса, потеря речи, косноязычие, невнятная речь. В своих сочинениях он пишет о главенствующей роли головного мозга во всей деятельности человека. («Глаза, уши, язык, руки и ноги выполняют все, что одобрит мозг») . Он дает также описание отдельных расстройств речи, голоса и слуха, и способы их лечения. («Человек говорит вследствие воздуха..Выталкиваясь наружу через пустоту, воздух производит звук, ибо голова резонирует. Язык артикулирует вследствие ударов; прегражденный в горле и ударяя в небо и губы, он дает ясность звукам. Если бы язык каждый раз не артикулировал при столкновении, человек бы не имел раздельной речи, и испускал бы простые звуки»)

Гиппократ придерживается гуморального взгляда на болезнь и ее лечение. («Если вдруг язык сделается апоплексичным или какая – нибудь часть тела поражается апоплексией, то это страдание меланхолическое, от черной желчи»). Поэтому причину расстройств функций головного мозга, слуха, зрения, голоса и речи Гиппократ усматривает обычно в излишке разной влаги в соответствующих органах. Отсюда и методы для их преодоления: «Если язычок будет отвисать и способствовать удушью, тот час надо употребить полоскание, …если это не приведет к результату, нужно выбрить заднюю часть головы, приложить две кровососные банки, выпустить немного крови и отозвать назад слизистые истечения. Если этих средств недостаточно, надсекают язычок скальпелем и выпускают оттуда воду.»

В Египте, в папирусе Смита, есть планомерное описание различных случаев повреждения и поражения разных частей тела, в том числе и речи. Мы находим описание безнадежного случая, когда человек потерял слух, речь, контроль над руками и ногами. Здесь врач говорит: «Я не буду его касаться». Затем он делает еще два примечания: позвонок шеи вдавлен в другой, это случилось потому, что человек упал вниз на свою голову (Булгаков В.В. Древне – Египетская медицина).

В Индии в «Аюрведах», в трактатах описываются две пластические операции – лечение «заячьей губы» и «волчьего зева» (хейлопластика и уранопластика - в современной терминологии)

О речевых расстройствах в китайской литературе мы находим некоторые сведения в трудах русского врача П.Я. Пясецкого («Как живут и лечатся китайцы», М, - 1982г):

«Их врожденных недостатков наиболее часто есть заячья губа». Интересную характеристику он дает и голосу китайцев, объясняя его необыкновенную высоту так:

«Наиболее развитой является гортань, обыкновенно очень выступающая вперед, чему соответствует обыкновенно сильные и звонкие голоса, составляющие особенность китайцев»

В «Библии» («Ветхий завет») встречается упоминание о трудной речи пророка Моисея, который заикался и говорил невнятно. Интересна версия о предполагаемой причине трудной речи Моисея. Когда дочь фараона принесла к своему отцу маленького Моисея с просьбой разрешить усыновить его, фараон взял ребенка себе на колени и возложил ему на голову свою корону. Моисей сорвал ее и стал издеваться над ней. Советники фараона увидели в этом дурное предзнаменование: они советовали умертвить его, но один из них заступился за Моисея. Он предложил показать ребенку золото и горящие угли и посмотреть, что он выберет. Возник ангел, который направил его руку к углям. Моисей потянулся к углям и поднес один ко рту. С тех пор Моисею было сложно говорить. Анализируя этот пример, мы можем предположить, что в далеком прошлом существовал пророк, жрец, вождь, который имел недостаток речи. Постепенно образ его канонизировался, а его поступки и дела облекались в религиозные оболочки. Пророки устраняли расстройства и что характерно, наряду с другими недугами.Так, Иисус, как описывается в «Библии», исцелял «немощных, бесноватых, и лунатиков, и расслабленных…» Упоминаются речевые расстройства в религиозных эпосах наряду с умственной отсталостью, глухонемотой, с возрастными изменениями детей…Эти упоминания носили юридически – правовой характер с целью определения вменяемости человека. Сложные и суровые условия жизни наших предков, пишет И.А. Сикорский, послужили причиной тому, что представления древних славян о речевых расстройствах можно судить лишь по летописям, словарям, русским пословицам, поговоркам, поверьям.. В древнерусском языке существовал целый ряд названий - определений, характеризующих недостатки речи:

Гуглявый – говорящий в нос.

Гугнивый – невнятная, трудная речь.

Травливый – порченный.

Фофлю – шепелявить и т.д.

Обращает на себя внимание, что приведенные термины – создавались либо по описательному признаку («языкоболезнствие», «неморечивый», «мудьногласный») либо по созвучности с дефектом («заякливый», «немый») .

Становится понятно, что в коррекции речевых нарушений все же и ранее прослеживалось внимание к человеческим отношениям:

Слово толковое стоит целкового.

Хорошая речь слаще меда.

Говорит, как река льется.

Сидит – как свеча горит, говорит – как рублем одарит.

Попадешь в одного, а метким словом – в тысячу.

Ветер горы разрушает – слово народы поднимает.

Не ножа бойся, а языка.

Язык без костей, а дробит кости людей.

Пчела жалит жалом, а человек словом.

От слова до дела – целая верста.

Речист, да на руку не чист.

Большой говорун – плохой работун.

Язык гладок, а душою гадок.

Конечно, пословицы про речь.

А вот во вторую очередь, про отношения между людьми, конечно.

Безусловно, отношения «между» - отражаются в особенностях нарушений речи.

Обращение внимания на первичный контакт и отношения в современной логопедии при коррекции тяжелых речевых расстройств отмечается в работах М.К Шохор – Троцкой

(«Логопедическая работа при афазии на раннем этапе восстановления, 1972 год), когда она пишет о том, что при потере речи, то есть грубой сенсо – моторной афазии, вначале используются этапы неречевой работы…»

Т. е. арт – терапия, которая, как обозначение творческих методов лечения, была введена в 1938 году английским художником и врачом Адрианом Хиллом) - была первейшей.

Затем «вызванные звуки у пациента вводятся не в слова – названия, а в слова – действия, при этом долго не даем слова – названия в обиходную речь. Срок такого «воздержания» варьирует до 1 .5 месяцев. С появлением у больного спонтанных слов – это еще не речь, слова – названия не имеют активного речевого значения. Очень часто больной начинает говорить словами в И. падеже и наша задача – развернуть человека на общение, на контакт со средой, с предметом, а для этого в речь вводятся сначала только слова в косвенных падежах, в качестве дополнений, а впоследствии, позже в Им.п…» В одиночестве, без отношений с другим человеком речь восстанавливается крайне сложно и медленно. Нужен «контакт» с «другим». И в этом состоит основное преимущество групповой работы над индивидуальной.

Глава 2. Что такое «речь» в гештальт – подходе?

Речь в гештальт – терапии - это мощный вид контакта. Соответственно, нарушения речи – это избегания, прерывания этого вида контакта разными способами. В середине прошлого столетия, работая над теорией гештальт – терапии, Фриц Перлз и Пол Гудмен начинают размышлять над особенностями творческой речи, называя такую речь контактной, акцентируя ее направленность, содержание и соответствие формы высказывания актуальной ситуации. «Речь представляет собой хороший контакт, когда она обладает энергией и создает структуру из трех грамматических персон: Я (говорящий), Ты (тот, к кому обращена речь) и Оно (предмет, о котором идет речь)…Составными частями этого потока речи являются:

1. Стиль, в особенности, ритм, оживление и кульминационный момент, выражающий органическую потребность говорящего;
2. Риторическая позиция, эффективная в межличностной коммуникации (например, ухаживание, осуждение, издевательство)
3. Содержание или правда об объектах, о которых идет речь» (Перлз, Гудмен, 2001)

Употребляя термин «контактная речь», имеется ввиду:

• речь, которая дает возможность говорящему соприкоснуться со своими чувствами, т.е предоставляющую возможность осознавания своего переживания (триада «я» - «здесь» - «сейчас»)
• «случай хорошей речи» (Перлз, Гудмен, 2001), т.е. адресную и творческую речь – речь, адресованную «Ты».

В противоположность творческой речи - контактная речь невротика «бесчувственна, банальна, невыразительна, стереотипна по содержанию, не отличается гибкостью в риторическом отношении, механистична в синтаксисе и бессмысленна»

(Перлз, Теория гештальт – терапии, 2001).

«Суть заключается не в том, что говорит вербализатор, но в том, как он говорит. По отношению к трем грамматическим формам (Я, Ты, Оно) он проявляет жестокость, фиксированность или пользуется стереотипом, который представляет собой абстракцию лишь ничтожной доли возможностей актуальной ситуации. Этого достаточно только для того, чтобы «поддержать социальное лицо» и избежать тревоги и смущения, сопровождающих молчание, откровенность или самоутверждение», … «вместо того, чтобы быть средством выражения или коммуникации, вербализация защищает изоляцию субъекта как от среды, так и от собственного организма»

Невротик «настойчиво отыгрывает незаконченную предвокальную ситуацию. Не важно, какова актуальная действительность: голос всегда упрекает, жалуется или осуждает, пререкается или оправдывается»

И. Булюбаш «Я тебя слышу» (2008) напоминает нам, что Ф.Перлз, по сути, ставит знак равенства между структурой речевых привычек, которая на втором – третьем году жизни была творческим актом, и «личностью», которая представляет собой синтаксические и стилевые привычки и почти все оценки, не имеющие непосредственного отношения к органическим инстинктивным потребностям».При этом, личность, как функция self, формируется во многом за счет идентификации с воспринятой, но не ассимилированной речью родителя или реакцией на нее…

Побуждение осознавать свои речевые привычки вызывает довольно сильную тревогу, большую, чем в случае «разоблачения важных «моральных» прегрешений». Мне кажется это важным.

Существует три группы реакций, характерных для состояния эмоциональной напряженности при речевых расстройствах:

1. Возникновение тревожности, беспокойства, подавленности, страха, отчаяния.
2. Изменение моторно – поведенческих реакций (появление тремора рук, мускульного напряжения)
3. Изменения в характере протекания мыслительных процессов и в организации интеллектуальной (речевой ) деятельности.

В последнем случае наблюдается ухудшение памяти, снижение пластичности и гибкости мышления, работоспособности, рост количества ошибок в речи. Увеличивающееся напряжение проявляется в неспособности к воспроизведению слаботренированных навыков, «включается» склонность переходить к закрепленным стереотипам. Начинают разрастаться «речевые стереотипии» - в речи используются отработанные клиентом устойчивые речевые выражения («ой, да, Вы правы», «конечно – конечно», «маме с папой - привет», «это мы еще поглядим»). У каждого «речевого» клиента есть свой запас речевых стереотипий как стабилизатор эмоционального состояния.

В случаях с заикающимися клиентами эти проявления видны наиболее ярко. Люди с речевой патологией выбирают «речевые уловки», чтобы избежать сложного звука или используют более короткие фразы, стараясь их произнести как можно быстрее, чтобы не заикаться. Резко увеличивается количество слов – паразитов, заменителей молчания, появляется множество ошибок синтаксического согласования языковых единиц – парафазий. Такая речь отличается отсутствием соотнесенности мыслей и чувств, своеобразным рассогласованием плана выражения и плана информативно – смыслового содержания высказывания. Нарушается темп речи и ее плавность. И что очень важно! В таких случаях важность речевого акта, важность «сказать» становится выше, чем значимость ситуации, которая описывается клиентом. Заикание начинает «обрастать» личностными нарушениями и не сводится к арифметической сумме речевых (моторных) особенностей.

Глава 3. От общего понятия «речь» к заиканию.

Ф.Перлз «Эго, голод и агрессия» (2012) вот как описывает заикание.

«Заикание - это еще один вариант темы неадекватного самовыражения…Хронического заику характеризует нетерпение, неразвитое чувство времени, подавленная агрессия. Его слова не текут в естественном темпе, сознание и рот переполнены кучей слов, которые стараются выйти наружу одновременно. Эт о точное продолжение его жадности, его желания заглотить все сразу. У каждого заики можно найти воспоминание о его жадности – стремление делать вдох во время говорения, и таким образом выдавая свою потребность, заглатывать все, даже собственные слова.

Заика всегда неправильно использует свои зубы, его аг­рессивность, отграниченная от своего естественного функци­онирования, будет искать выход наружу. Часто заика может произнести сложное слово после того как у него бывает ко­роткий выброс агрессии. Он может, например, сильно ударять одной рукой по другой, или скрежетать зубами, или притопы­вать ногой. Такого рода агрессия также связана с нетерпе­нием как основной характеристикой заикания. Картина пол­ностью меняется, однако, когда он впадает в яростное настро­ение. Как только он готов дать выход своей агрессии, он об­наруживает, что у него есть средства, чтобы ее выразить, что он может орать и визжать свободно, без каких бы то ни было признаков заикания.

Существует еще одно условие, при котором он может освободиться от заикания: когда его речь не выражает ни­какую эмоцию или когда ничто не вызывает его волнения, он способен безошибочно выполнять задачу воспроизведе­ния слов, которые либо ничего не значат для него, либо не выражают его истинную сущность. Он может в совершен­стве освоить технику продуцирования слов, например ора­торское искусство или пение, до тех пор, пока будет сосре­дотачиваться лишь на технической стороне говорения, а не на содержании речи. Но как только ему понадобиться выра­зить какую-нибудь свою мысль, его снова охватит нетерпе­ние, и чем больше он будет волноваться, тем сильнее начнет заикаться за исключением тех случаев, когда он позволит себе «взорваться». Попытки вылечить от заикания без реор­ганизации агрессии и нетерпения могут в лучшем случае привести к тому, что пациент начнет произносить слова как робот, но никогда не станет личностью, способной к само­выражению и выражению собственных эмоций. Таким обра­зом для излечения заикания абсолютно необходимо прежде всего нормализовать способы проявления агрессии. Тот аспект речи, что связан с дикцией, все-таки не должен упускаться из виду. Сначала заикающийся должен довольствоваться образова­нием «искусственных» предложений и только затем пытать­ся выразить свое «Я». Он также должен научиться различать «ситуацию тренинга» и «реальную ситуацию». Неумение проводить данное разграничение привело к крушению попыток многих учеников.

Раз за разом он будет разочаровываться до тех пор, пока не поймет всей важности такой «ситуации». Разочарование ведет к упадку духа и отказу от всего, что уже было достигнуто. Заика сможет не испытать разочарования, если не будет ожидать слишком многого. На первых порах надлежащая речь сможет проявиться лишь в ситуации «тренинга», и ему не сто­ит ждать улучшения до тех пор, пока он не окажется в силах преодолеть свою цепляющуюся установку. В противном случае он сможет лишь перенести «тренинговую» ситуацию в «ре­альность», отказывая собственной личности в праве на ка­кие-либо чувства, утрачивая «душу» и становясь похожим в этом смысле на мумию.»

В ходе анализа выяснилось, что у одного молодого заики был ужасно заикающийся брат. Наш пациент испытывал нас­тоящие муки, когда ему приходилось выслушивать брата. По­скольку он относился к весьма нетерпеливому типу людей, то чувство неопределенного ожидания и внутреннего напряже­ния, возникавшее у него в подобных ситуациях, было намного сильнее, чем у остальных. Позднее он интроецировал заика­ние брата и это превратилось для него в «средство достиже­ния» такого положения, когда он сам мог мучить окружающих точно таким же образом, как это делал с ним его заикающий­ся брат. Вместе с тем он мог изображать невинность, пере­кладывая ответственность на предполагаемый физический недостаток.»

Проблему заикания можно считать одной из самых древних в истории развития учения о расстройствах речи. Различное понимание его сущности обусловлено уровнем развития науки и позиций, с которых авторы подходили и подходят к изучению этого речевого расстройства.
В древние времена в заикании преимущественно усматривали болезнь, связанную с накоплением влажности в головном мозге (Гиппократ) или неправильным соотнесением частей артикуляционного аппарата (Аристотель). Возможность нарушений в центральном или периферическом отделах речевого аппарата при заикании признавали Гален, Цельс, Авиценна.

На рубеже XVII—XVIII вв. заикание пытались объяснить как следствие несовершенства периферического аппарата речи. Так, например, Санторини считал, что заикание возникает при отверстии в твердом нёбе, через которое якобы слизь просачивается на язык и затрудняет речь.

Вутцер объяснял это ненормальным углублением в нижней челюсти, в которой прячется кончик языка при своем движении; Эрве-де-Шегуан — неправильным соотношением между длиной языка и полостью рта или слишком плотным прикреплением его короткой уздечкой.

Другие исследователи связывали заикание с нарушениями в функционировании речевых органов: судорожное закрытие голосовой щели (Арнот, Шультесс); чрезмерно быстрый выдох (Беккерель); спазматическое сокращение мышц, удерживающих язык в полости рта (Итар, Ли, Диффенбах); несогласованность процессов мышления и речи (Блюме); несовершенство воли человека, воздействующей на силу мышц речедвигательного механизма (Меркель) и т. д.
Часть исследователей связывала заикание с нарушениями в протекании психических процессов. Например, Блюме считал, что заикание возникает от того, что человек или мыслит быстро, так что речевые органы не поспевают и потому спотыкаются, или же, наоборот, речевые движения «опережают процесс мышления». И тогда из-за напряженного стремления выровнять это несоответствие мышцы речевого аппарата приходят в «судорогоподобное состояние».

В начале XIX в. ряд французских исследователей, рассматривая заикание, объясняли его различными отклонениями в деятельности периферического и центрального отделов речевого аппарата. Так, врач Вуазен (1821) механизм заикания связывал с недостаточностью церебральных реакций на мускульную систему органов речи, т. е. с деятельностью центральной нервной системы. Врач Дело (1829) объяснял заикание как результат искажения звукопроизношения (ротацизм, ламбацизм, сигматизм), органического поражения голосового аппарата или неполноценной работы головного мозга. Он первым отметил сосредоточение акустического внимания заикающегося на своей речи. Врач Коломба де лИзер считал заикание особой контрактурой мышц вокального аппарата, возникающей вследствие его недостаточной иннервации.

В России большинство исследователей рассматривали заикание как функциональное расстройство в сфере речи, судорожный невроз (И. А. Сикорский, 1889; И. К. Хмелевский, 1897; Э. Андрее, 1894, и др.), или определяли его как страдание чисто психическое, выражающееся судорожными движениями в аппарате речи (Хр. Лагузен, 1838; Г. Д. Неткачев, 1909, 1913), как психоз (Гр. Каменка, 1900).

К началу XX в. все многообразие понимания механизмов заикания можно свести к трем теоретическим направлениям:

1) Заикание как спастический невроз координации, происходящий от раздражительной слабости речевых центров (аппарата слоговых координации). Это было четко сформулировано в трудах Г. Гутцмана, А. Куссмауля, а затем в работах И. А. Сикорского, который писал: «Заикание есть внезапное нарушение непрерывности артикуляции, вызванное судорогой, наступившей в одном из отделов речевого аппарата как физиологического целого». Сторонники этой теории вначале подчеркивали врожденную раздражительную слабость аппарата, управляющего слоговой координацией. В дальнейшем они объясняли заикание в свете невротизма: заикание — это судорогоподобные спазмы.

2) Заикание как ассоциативное нарушение психологического характера. Это направление выдвинуто Т. Непфнером и Э. Фрешельсом.

Сторонниками были А. Либман, Г. Д. Неткачев, Ю. А. Флоренская. Психологический подход к пониманию механизмов заикания получил позже свое дальнейшее развитие.

3) Заикание как подсознательное проявление, развивающееся на почве психических травм, различных конфликтов с окружающей средой. Сторонниками этой теории были А. Адлер, Шнейдер, которые считали, что в заикании, с одной стороны, проявляется желание индивида избежать всякой возможности соприкосновения с окружающими, а с другой — возбудить сочувствие окружающих посредством такого демонстративного страдания. Этот 3 пункт наиболее близок подходам в гештальт – терапии.

Таким образом, в гештальт – терапии мы рассматриваем симптом заикания как искаженный, «больной», неадекватный способ самовыражения, как сдерживание злости, подавление агрессии. И как единственно возможное приспособление в конкретных отношениях.

Глава 4. Возможности диалоговой модели М. Бубера в контексте работы с заикающимся клиентом.

Интересно, что заикающиеся клиенты во время речевого высказывания воспринимают свой дефект в основном не как судорожные проявления, а как состояние тревоги и страха во время речи («тяжесть» при произнесении слов, «тесно в груди»..).

Эпизод сессии:

Т: Опиши, что ты чувствуешь, когда говоришь.

К: Когда я говорю, что – то мешает мне в груди, как – будто слова больше, чем может вместить в себя грудь. Мне трудно дышать, слова вызывают распирающую боль, хочется быстрее закончить говорить. Боюсь, что не смогу сказать ни одного слова. Это неловко и страшно. Как будто камень внутри жмет.

Т: Стань этим камнем.

К: Я задавлю Вас.

Т: Постараюсь остаться в живых.

К: Хорошо, я приближусь к Вам и нажму со всей силы, чтобы Вы почувствовали, как мне тяжело (клиент двигается на терапевта, нажимает руками ему на грудь, переходит на крик и появляются слезы)

Т: Камень, да, ты тяжелый, холодный и твердый, но я выдерживаю тебя. Поговори со мной. О чем ты плачешь?

К: Мне одиноко. Я чувствую себя никому не нужным. Я всем противен. Приношу только тяжесть для людей и боль.

Т: Для каких людей ты противен? Кому приносишь боль?

К: Отцу.

Т: Как именно ты это делаешь?

К: Я родился с плохой речью, он хотел здорового мальчика. А я больной, неуспешный и жалкий.

Фундамент, на котором строится здание заикливой речи, складывается из 3 составляющих: речевые судороги, стремление скрыть дефект и состояние страха и тревоги, постоянно связанное с актом речи. Возможно, по этой же причине они чаще всего используют во время общения верхний голосовой регистр. Предположительно, с момента активного подключения лимбических структур к речи заикание становится трудно обратимым.

Также часто у людей, страдающих заиканием, развивается:

1. Логофобия — боязнь говорить, особенно при большой аудитории, в незнакомых местах или в стрессовой ситуации.
2. Лалофобия — нарушение речи в виде судорог и запинок.
3. Пейрафобия — страх перед публичными выступлениями и сценой.

Когда возникает фиксация на дефекте, эмоциогенным становится сам акт речи. Уже одна мысль о том, что нужно говорить, изменяет функциональное состояние нервной системы, а с ним и саму речь. Со временем у каждого заикающегося складывается своя иерархия коммуникативных трудностей и в конечном счете он как бы сам конструирует конкретные проявления своего дефекта.

Уместно в этой связи вспомнить слова П.К. Анохина: «Извлечение прошлого опыта из памяти происходит по той же нейрохимической трассе, по которой этот опыт был зафиксирован в момент его приобретения.» (1973, «Принципиальные вопросы общей теории функциональных систем»). Таким образом, выход там же, где и вход. Сказанное позволяет понять многие черты заикания, лишает его «ореола загадочности».

Если заикание возникло в нетерпении и злости, то с присвоением этих проекций мы и будем работать. Чувствуя боль и переживания родителей, заикающиеся дети стараются своеобразно защищать их, прекращая рассказывать о своих переживаниях, т.е мы видим невозможность разместить в отношениях, то что чувствуем. А поскольку людям все же необходимо общение, многие из заикающихся готовы принять на себя любую роль, ведущую хотя бы к псевдообщению – без взаимопереживаний и взаимовлияний, и без «эмоциональной включенности».

Когда речь заикающегося не выражает никакую эмоцию, нет волнения, вопрос разговора никак не трогает сущность заикающегося, когда клиент сосредоточен только на технической стороне речи, а не на содержании, тогда мы можем наблюдать, что заикания не. Если же клиент «эмоционально включен» в процесс, тогда фиксируется страх речи, который блокирует энергию, что ведет или к заниженному, или к завышенному представлению о своих возможностях. Нарушения речи при заикании носят системный характер, и судить о состоянии речи желательно по целому ряду параметров – состоянию голоса, артикуляции, ритму, паузации…

При оценке эффективности терапии необходимо учитывать не только наличие или отсутствие судорог, но и телесные проявления, и весь речевой стереотип, качество речи в целом, во всех эмоционально значимых ситуациях, так как заикание опирается на мощный психологический фундамент, как никакое другое речевое нарушение. Так же как и заикающиеся считают себя «особенными» клиентами, так и заикание является «особенным» среди прочих нарушений речи. «Особенным» оно является еще и из – за множественных рецидивов. А их процент снижается тогда, когда будет формироваться новый опыт отношений клиента со средой, а не исправление тех или иных сторон речевой системы. Это инициирует искать все новые и новые пути, чтобы ближе подойти к вопросу заикания как ретрофлексированной агрессии.

И мне думается, что диалоговая модель М. Бубера - это мощная основа и поддержка для терапевтической работы с заикающимся клиентом.

Мартин Бубер рассматривает диалог как разговор двух и более лиц, а также как процесс их общения и взаимодействия. Так как Бубер принадлежал сразу к двум философским традициям – европейской и иудаистской, то смешение в его опыте этих двух культур позволяют Буберу говорить о «диалоге, который превыше речи», формулировать «молчаливый диалог».

Эти понятия очень полезны, а часто, являются единственными, что может разместить терапевт в контакт с заикающимся, поскольку форма выражения речевого высказывания клиента затруднена, о часто и совсем невозможна, как при значительно выраженной степени заикания. Диалог ориентирован на другую личность, на ее «инаковость», «особенность», что очень важно, конечно, любому клиенту, но заикающемуся особенно.

«…Идея (отношения «с другим») – интереснейшее понятие философии М. Бубера – проблема межличностной коммуникации…Самое главное – это отношения между человеком и человеком… «На узкой кромке, где встречаются «Я» и «Ты» лежит область «Между». Это и есть пространство диалога. Именно здесь происходят реальные события, диалог и урок. Фундаментальным фактом человеческого существования не является ни отдельный человек как таковой, ни общность как таковая».

Диалог в терапии не может быть целью. Он вырастает из «Между» контактирующих личностей…Встреча является полной сама по себе. Такая встреча потенциально целительна и может произойти и внутри, и вне терапевтического контекста. Даже один такой опыт дает толчок развитию человеческой личности.»

М.Бубер считал, что диалогическая позиция является состоянием, которое требуется от каждого…Проблемы пациента могут рассматриваться как «прореха» в его отношениях с миром, и выздоровление – это в значительной степени восстановление целостности отношений. «Исторически существуют два основных акцента в описании терапевтических отношений: акцент на контакте (И. Фромм и М. Польстеры, 1998)и акцент на осознавании (PHG,1951, 1993,2001).

Третий возможный акцент - на отношениях «Я – Ты», отношениях, которые М. Бубер назвал подлинным диалогом, отношениях, способствующих развитию человеческой индивидуальности (М. Бубер, 1995), а Стивен Шон (1994) – духовным измерением контакта между людьми.»

Когда гештальт – терапевт акцентируется на включенности, то не только сам заикающийся, но и его семья, впервые по – настоящему узнают внутренний мир ребенка или взрослого человека, с которым пришли. Они часто бывают потрясены, услышав и увидев, что происходит в его душе. Терапевт и сам стремится понять, что делает и что предпочитает делать клиент в этих отношениях, и в своей жизни тоже. Через практику включенности можно понять, как его присутствие воспринимается пациентом, а так же какой вид «инаковости» ищет пациент с ним в отношениях. Понимая это, он может адаптировать свое присутствие так, чтобы приблизиться к «корням заикания», а затем начать знакомить с ними клиента.

Клиент, в свою очередь, начинает чувствовать поддержку, которую он, на первых встречах часто не берет, но обратная связь в виде озвучивания собственных ощущений терапевта без стремления осудить, проанализировать, истолковать все же формирует заново утраченную безопасность. И значимо облегчает коррекционную и терапевтическую работу.

Присутствие – трудный момент привнесения в логопедическую практику, так как традиционно логопед – это «знающий специалист, целитель, учитель». В таком контексте диалоговая модель прерывается, потому что пациент становится средством для реализации цели – вылечить, избавить, правильно научить.

Люди с речевой патологией часто в отчаянье и бессилии из – за невозможности встречи и ощущения связи с другим человеком посредством речи как формой контакта.

Подлинное, откровенное общение. Потеря надежды и отчаяние, страх речи - предполагают широкий спектр терапевтического поведения.

Осмелюсь предположить, что терапевт на встрече с «речевым» клиентом тоже может и плакать, и смеяться, и сидеть молча… Особенно такое поведение является очень терапевтичным для людей с невротическим заиканием. При таком виде заикания человек может говорить без запинок наедине с собой. Если это ребенок, то можно услышать нормальную речь без зажимов, если он говорит с игрушками. Если это взрослый заикающийся, то «мысли вслух» у него всегда без запинок.

Часто «речевые» пациенты уходят после 2 – 3 встреч, говоря про «непонятость» и одновременно «не хочу и не могу слышать правду о себе». С одной стороны, им хочется быть «услышанным», с другой стороны, что они нам говорят?, – «принимайте меня таким, каков я есть, вот с такой речью». «Что для тебя быть заикой? Как ты чувствуешь себя, когда заикаешься? Какие в этом чувствуешь плюсы, а какие минусы?, Что получается получить от окружающих, не заикаясь, а что не получается?...» Достаточно важными для терапевтической практики оказываются интервенции терапевта, направленные на восстановление контекста истории клиента, интервенции, которые помогут выделиться фигуре, восстановить полноту переживаний и обрести новый опыт, который будет соответствовать жизненной ситуации.

Глава 5. Механизмы прерывания контакта у заикающихся клиентов.

Ретрофлексия.

При заикании мы наблюдаем ретрофлексированную агрессию.

«У меня часто дрожат руки, прячу глаза в сторону, помогаю произношению ногой или рукой (стучу, качаю, толкаю что – то, чтобы без запинок сказать).Когда скажу фразу, остается сильное возбуждение, как после драки. Появляется злость, что не смог сказать, прокручиваю несколько раз произнесенное в голове. Если мне отвечают на вопрос грубостью, я сразу замолкаю..»

Заикающиеся клиенты много молчат. Заикание удобный способ не вступать в отношения, в подлинный контакт с окружающим миром. Либо клиент регулирует отношения с помощью заикания, вызывая к себе жалость и сочувствие. При этом гнев, злость, страх речи переходят в тело. Если мы посмотрим на заикающегося человека, то мы увидим «скованную» челюсть, напряженные мускулы лица, непроизвольное поднимание бровей, моргание, надувание щек, подергивание уголков рта, вздрагивания, пожимание плечами, притопывания ногой и т.д.

У большинства клиентов - изменения вегетативной нервной системы. Для них характерно повышение потоотделения, наличие панических атак, одышка и психогенный кашель.

Как правило, ретрофлексированные чувства направлены к кому-то из близких. В статье С. Серова «Симптом, ведущий к просветлению. Механизмы образования психосоматических симптомов» (2009г) описано, что симптом – это способ выздороветь, а не способ заболеть. Возникновение симптома заикание – социальный страх, страх проявить гнев и агрессию, страх нарушить отношения. Лучше и социально подходяще – заикаться, чем высказать недовольство и гнев.

Обычно заикающийся напрочь на первых сессиях отрицает «плюсы» заикания : «Что Вы такое спрашиваете? Что может быть хорошего, когда меня не понимают? Я хочу не заикаться». Важно искать то, что избегается клиентом. Почему это единственный способ сохранять отношения?

Работа с телесными проявлениями «речевого» клиента, возвращение телесной чувствительности стоит в терапевтической работе на первом месте.

Всякий раз, когда есть запрет на злость, возникает напряженность в теле. Конкретно – у заикающихся это часто возникает в артикуляционном отделе. Вместо того, чтобы открыть рот и сказать, клиент сдерживается и говорит о боли в лицевых мускулах.

Проекция

Диагнозы очень удобная вещь, заикание, в частности, тоже невероятно удобно. Поэтому им и часто пользуются, чтобы облегчить социальные контакты, облегчить непонимание, неудобство, неуспешность, неудачи в жизни, неумение дружить и быть, например, звездой компании. А очень ведь хочется.

«Я не могу тебе сейчас правильно все объяснить, потому что заикаюсь»

Тело клиентом отчуждается, заикание существует как – будто само по себе. Клиентом создается экран для проекции.

Поэтому терапевтическая работа может начинаться с создания образа, у которого есть потребности и способы, которыми эти потребности удовлетворяются.

В статье С.В.Серова говорится, что «работать можно не только с фигурой, содержащейся в проекции, но и с фоном, на котором существует заболевание.»

Поэтому при заикании очень важно прояснять фон, задавать следующие вопросы:

• Когда первый раз появилось заикание? Что происходило в Вашей жизни в тот момент? (обычно клиенты говорят, про испуг, собак, которые укусили, старших сиблингов, которые испугали и т.д., говорят про отцов и матерей, которые тоже заикались…) Вот они, экраны для проекции.
• При каких обстоятельствах заикание ухудшается? («со своими не волнуюсь, а перед начальством начинаю заикаться» или «когда со мной начинает разговаривать отец, я не могу вымолвить и слова, или очень сильно заикаюсь»); И тогда мы проясняем, как меняются отношения с этими людьми при наличии симптома.
• Когда Вы заикаетесь, то каким Вы себя чувствуете?
• Как поменяется твоя жизнь, когда ты перестанешь заикаться?

И клиенские истории начинают играть радостными проективными красками, что очень понятно. Когда – то заикание стало единственным приспособлением, чтобы адаптироваться в сложностях ситуации.

«Если бы я не заикался, давно был бы диктором на телевидении – давняя моя мечта», «Я счастливо выйду замуж, если не буду не заикаться», «Со мной все захотят разговаривать, если я красиво говорю…» и еще много разных вариантов…

«Психотерапевтические техники работы с проекцией основаны на предположении о том, что мы сами создаем свою жизнь, и, восстанавливая причастность к ней, обретаем силу для изменений нашего мира» (Польстер И, Польстер М, Интегрированная гештальт – терапия)

У заикающихся клиентов огромен страх отвержения.

Они считают себя «непохожими на других», ущербными. Поэтому быстрее они сами будут молчать, отвергать другого, лишь бы не отвергли его, не засмеялись над ним, не начали передразнивать или проявлять нетерпение.

Очень важно. С логопедической и педагогической точки зрения, мы, специалисты, должны вести клиента к лучшей жизни (как будто мы ее знаем) и совсем

Изучая работу И. Булюбаш «Я тебя слышу. Феномены языка и речи в практике гештальт – терапевта», главу «История клиента и восстановление наиболее полного контекста», я стала вспоминать своих заикающихся, вот примеры их жизни:

Л., 34 года, тяжелое заикание, невротическое, тоно – клоническое, судороги в артикуляционном аппарате. История до прохождения у меня курса восстановления речи и личной терапии.

«… Во время речи состояние крайне возбужденное. Хочется поскорее закончить говорить, чтобы меня больше не слушали. После речи долго не можешь успокоиться, даже температура поднимается, когда говоришь, а потом холодный пот. Во время речи в голове одна мысль: как бы заменить слова на более легкие. Эта мысль их головы не выходит, иногда даже забываю о чем говорила. Когда я хочу что – то сказать, то вся напрягаюсь. Чувство неполноценности живет во мне всегда. Говорю быстро, потому что хочу сказать скорее, на одном дыхании. Завидовала всегда и злилась, когда все готовились к праздникам в школе, одна я была всегда в стороне. В магазин почти не хожу, так ка уже на подступах к нему появляется страх, что надо разговаривать как минимум с кассиром. Сколько раз было, подойду к кассе, займу очередь, чувствую, не могу сказать и слова, и ухожу. Когда мне надо что – то спросить у прохожего, думаю: к кому подойти. Всегда стараюсь спрашивать у старшего по возрасту. Когда ухожу, чувствую, что мне смотрят вслед. Часы на руке не ношу, боюсь, что будут спрашивать время. Когда по работе надо подойти к начальству, долго настраиваюсь. Подхожу и вижу – моя речь в тягость, на меня не смотрят, отводят глаза. Как – то на улице услышала, как девушка, проходя мимо меня, сказала: «О, боже, только заик мне сегодня не хватало!». После ее реплики вообще весь день не могла ничего сказать. Не покидает мысль о том, что заикание - это такой же, в сущности, порок, как отсутствие конечностей. Я - инвалид. И еще виновата в инвалидности своего сына (прим. Сын женщины тоже заикается) Часто снятся сны, что у меня красивая речь и я не заикаюсь…»

Д. 23 года, заикание средней тяжести, неврозоподобное, артикуляционное, тоно – клоническое.

«Почти все время, когда я говорю не однословными фразами, ощущаю сопротивление, оказываемое моей речи. Заранее знаю, на каком слоге я запнусь. Это нагружает голову ненужной работой. Я знаю, что речь моя выходит не такой, как была задумана.. Если бы меня мама повела в детстве к логопеду,я бы сейчас была нормальной. А сейчас речь моя бедна, разорвана, зачастую косноязычна, внутренне все время стремлюсь избегать ошибок и всегда их совершаю. Качеством речи реагирую на все жизненные неурядицы. Иногда в ситуациях общения чувствую себя неравным другим, неполноценным…»

Истории, описывающие основные моменты жизни заикающегося, однотипны. Не очень отличаются друг от друга. В коррекционном подходе (формат логопедического курса устранения заикания) - рекомендуется начать упражнения перед зеркалом, фиксируя момент и локализацию устранения судорог и далее - использование на выбор методик, в которых описано, как убрать заикание.

На мой взгляд, в коррекционных методиках недостаточно работы на преконтакт, который очень важен со всеми клиентами, а имеющими речевые расстройства, особенно. Внимание к форме и содержанию историй поможет при «собирании» фона.

Итак, какие видятся общие особенности:

1. Отрицательное отношение клиента к себе самому.
2. В историях мало присутствия других людей.
3. Ярко описываются причины расстройства.
4. Панацея для клиента – уверенность в себе, открытость, общительность – социально одобряемые качества)
5. Клиент хочет вызвать какую-то реакцию на свою историю. Мы видим 2 полюса – замкнут на себе, и «быть увиденным»
6. Нет ресурса или его крайне мало, чтобы что-то изменить и двигаться дальше в отношениях, фиксация на дефекте.
   
   В логопедии существует такое понятие «фиксация на дефекте» и даже выделяются степени выраженности.
   
   («о» фиксация на дефекте, легкая, умеренная, выраженная, значительно выраженная)
   
   
7. «Особенность» автора истории, желание автора и ощущение, что к нему нужен какой – то особый подход.

С первых лет жизни наличие заикания, как и любого другого речевого расстройства, ставит человека в «особые» условия. Нередко семья, школа, окружение этому способствуют. Часто родители не могут скрыть своего беспокойства за здоровье ребенка и тем усиливают его тревожность. И вместо того, чтобы стремиться к расширению круга интересов детей, сужают его до пределов речевой патологии.

Мне приходилось сталкиваться с рекомендациями логопедов, когда, например, ребенку запрещается заниматься любимым видом спорта, участвовать в соревнованиях. Подобные меры не улучшают речь, а заметно фиксируют пациента на дефекте. Считаю их неоправданными.

Наблюдения показывают, что при любой тяжести речевых проявлений, они корригируются значительно легче, если ребенок защищен и поддержан. В особенно сложных условиях такие дети оказываются в школе, где педагоги, даже не желая этого, выделяют их из коллектива (редко вызывают или предлагают ответить письменно, снижают или завышают оценки и т.д.), чем и «питают» их «особенное» положение. В таких условиях одни дети начинают спекулировать своими особенностями, у других снижается интерес к занятиям.

Дети начинают злиться и обижаться. Но самостоятельно изменить ситуацию они не в силах, как им кажется. Вся ответственность только на взрослых. Они остаются один на один со своим страданием, престают верить в возможность жить на равных. Часто формируется система оправданий типа: «Если бы я мог сказать, я бы вам доказал…». Включается проективный механизм.

Нарушения речи считаются причиной всех бед. От излечения клиенты ждут «счастья и свободы», злятся и обижаются, если этого не происходит.

Часто из-за страха отвержения, невозможности донести, признаться, попросить (и других механизмов) злость достается совсем не тем людям, которым предназначалась. Иногда это происходит осознанно, но чаще нет.

Такой способ помогает снизить градус переживания, разрядиться, но злость быстро возвращается, так как потребность остается фрустированной.

Возможно, задачей этого этапа работы будет определить, кому же на самом деле адресована злость и в удовлетворении потребности от кого так нуждается клиент?

Обида – часто употребляемое слово в ситуациях, когда заикающийся клиент хочет рассказать о пережитом им негативном опыте в области отношений. Поэтому «обида» – часто становится «фигурой» для работы во время консультации. Очень часто родители, приведя заикающегося ребенка, сами находятся с состоянии обиды и нуждаются в психотерапии. Рассказывают, что обижены на жизнь, на рождение «особенного» ребенка, на «неподдержку» родственников, супруга или супруги. Устали и хотят понимания.

В таких случаях находясь именно в диалогической позиции можно встретиться с ними, быть с ними там, где они есть, без намерения их изменить. И очень важно для таких моментов дать чему – то произойти. Сложно не ждать определенного результата, не оценивать, не решать, в чем нуждается пациент, не искать признания. Диалогичность придает силы для понимания клиента.

Только тогда, когда достигнут высокий уровень доверия и привязанности к терапевту - логопеду, присвоен этот опыт, в коррекции заикания наступает следующий этап - этап встречи с другим.

Заикающийся выходит на улицу и начинает задавать вопросы прохожим (используются элементы авторской методики коррекции заикания Л.З. Арутюнян – Андроновой) – так называемые функциональные тренировки. Важно с каждым днем интенсивность переживаний наращивать – выступления перед аудиторией, беседы в магазинах, в общественных местах… Цель – тренировка устойчивости, выдержать любую реакцию прохожих на необычную речь, легализовать свое нарушение.

Часто у клиентов на этом этапе нарастает сопротивление и они говорят: «Я не хочу пугать бедных прохожих, им очень неприятно слушать мою речь». В какой-то момент работа останавливается.

Но остановка – это начало. Начало работы с сопротивлением как терапевтическим понятием. Об этом пишет Е. Ласая в статье «Терапевтические отношения и сопротивление»: «Остановка в работе часто связана с развитием переноса и сопротивлениями переноса.» «…если мы вспомним, что развивающиеся отношения с терапевтом несут с собой всё больше бессознательных напоминаний о наших ранних и наиболее тяжёлых временах, то нетрудно понять, как решительно будет сопротивляться клиент всем аспектам переноса — его переживанию, обнаружению, изучению корней» (М. Кан). «Мы вмешиваемся, когда видим признаки значительного сопротивления, когда работа непродуктивна, зашла в тупик или эмоционально не насыщена» (Р.Гринсон).

По Гринсону, на анализ сопротивлений переноса тратится больше времени, чем на любой другой аспект терапевтической работы.

Простое и практически важное определение сопротивления можно встретить у Дж. Кепнера: «Сопротивление – это любое изменение, которое мы хотим сделать или сделали бы, но, оказывается, не можем совершить. Существует что-то, что сопротивляется этому изменению». Если основной целью терапевтической работы считать приобретение новых способностей (О. Немиринский), то внутренние барьеры на этом пути можно назвать сопротивлениями, считая их проявлением жизненности человека.

Важно обращать внимание заикающегося на проявление его жизненности, на его энергию, на поддержку функции «Еgo».

Предположу, что рецедив заикания может возникнуть тогда, когда будем считать, что возврат к нормализации речи - только через мощный отрыв от прежнего психического состояния и планирование ближайшей перспективы. По опыту – это не работает.

Рабочим все же будет «процесс» и поддержка привычного психического состояния, а не мощный отрыв от него.

Арнольд Бейссер утверждал, что терапевт должен быть с пациентом «там, где пациент есть», и сам должен осознавать, где он есть. Изменения будут наступать, когда поддерживается осознавание того, что сейчас есть в контакте.

Послесловие

Я, как педагог и логопед, по первому образованию, должна вести клиента к лучшей речи. Да, с одной стороны это так. Но, если бы я не шла по пути обучения психотерапии, так бы и продолжала работать. Чем прекрасно занимаются мои коллеги – логопеды.

Но я ставила перед собой задачу разобраться, почему столько рецидивов происходит после коррекции заикания? Что происходит в отношениях заикающегося человека с другими людьми? И чувствую, что проходя путь длинною в 10 лет, постоянно учась гештальт – терапии, немного все же двигаюсь к ответу на этот вопрос.

О чем и есть эта моя написанная работа к защите по 3 ступени обучения.

Пройдено множество часов личной терапии, супервизии групповые и индивидуальные, радости и успехи, неудачи, бессилия и разочарования.

Кстати, о разочарованиях, бессилии и неудачах. Мне важно об этих «неудобных» переживаниях написать молодым логопедам и начинающим гештальт – терапевтам.

Иметь собственный опыт бессилия, неудачи, разочарования, ущербности, особенности со знаком «-» очень ценно. Как для себя лично, так и для клиента. Хотя проживается он, как бы помягче сказать, тяжелее и болезненнее, чем опыт успешности и «всеполучения».

Если он у нас, специалистов, есть, тогда мы сами становимся более целостными и работаем с этим полюсом у клиентов опорно, не пугаясь его, не замирая, а двигаясь вперед в отношениях, давая новый опыт.

В речевых расстройствах у наших клиентов важно не бежать вперед от «нарушенной» речи в «красивую» речь, а понять потребности пришедших к нам за помощью людей, поддержать их как в разочаровании, так и в успехе.

Я благодарна своим учителям, без которых не было бы меня сегодняшней и не было бы этой работы – Илоне Фоминой, Сергею Серову, Борису Зелексону за любовь, принятие и совместное проживание сложных и радостных дней!

Литература

1. Л.З. Андронова - Арутюнян «Как лечить заиканиес, 1993.
2. И.Д. Булюбаш «Руководство по гештальт – терапии», 2011.
3. И.Д. Булюбаш «Я тебя слышу», 2008.
4. М.К. Бурлакова «Коррекция сложных речевых расстройств», 1997.
5. Л.С. Волкова «Хрестоматия по логопедии», 1997.
6. Грани гештальт –терапии, М, 2018, под ред О.В. Немиринского.
7. Генри Марш «Не навреди. Истории о жизни, смерти и нейрохирургии», 2019.
8. Перлз Ф.С. Эго, голод и агрессия, 2005.
9. Польстер И. Польстер М. Интегрированная гештальт – терапия: Контуры теории и практики, 2004.
10. В.И. Селиверстов «Заикание у детей», 1994.
11. Симптом и контакт: Клинические аспекты гештальт – терапии, 2015, под ред. О.В. Немиринского.